Церковь Крота и Павлина. Трилогия о сектантах - Алексей Смирнов

– Пусть он сядет здесь, – приказал голос, не уточняя, где именно сесть.

Коквин указал глазами на изголовье, плохо видное из-за живота. Антон приблизился и осторожно уселся на край кровати.

– Я вам всем здесь кишки выпущу, – пообещал банкир.

* * * * *

Полчаса спустя Антон почувствовал в себе способность ползать на коленях перед Польстером. «Мама, роди меня обратно», – подумал он, рисуя перед собой благополучные роды прямо в инвалидное кресло, на колени к немного капризному и вздорному, но в целом очень и очень милому старичку. Банкир, в отличие от Польстера, не был человеком капризным. Он также не принадлежал к числу несчастных, которых болезнь изуродовала и сломала психологически. Он оставался в здравом, пакостном рассудке, каким был всегда, и намеревался на все сто процентов использовать открывшуюся возможность издеваться над окружающими, большую часть которых считал своими холуями, а оставшихся причислял к откровенным врагам и строил в их отношении фантастические планы расправы.

Коквин отправился в аптеку покупать какое-то новое снадобье – дорогое и бесполезное, а заодно – новые порции снеди.

– Вызови старую гниду, – надумал банкир, глядя в потолок.

Антон, морально опустошённый, смотрел на него с тупым равнодушием и молчал. Невозможно было догадаться, кого имел в виду банкир – Антон уяснил себе, что в устах последнего подобное определение могло быть дано каждому.

Банкир тоже безмолвствовал, по-прежнему уставив взор вверх. Он словно забыл про свой приказ, а может быть, и выдохся. Однако внешность больного наводила на мысли о солидных запасах здоровья – даже рак не справился с исполинским брюхом, короткой мощной шеей и тремя упругими подбородками. Банкир был совершенно лыс – возможно, он облысел после нескольких курсов лучевой терапии. Лицом он был не то свинья, не то гиппопотам – подобный тип людей встречается часто, особенно в новейшее время, и банкир ни на йоту не отходил от канона. Маленькие, в щеках утопленные глазки, три глубокие складки-морщины на лбу, широкая обескровленная пасть с плотно стиснутыми губами. Веки умирающего полуприкрылись; теперь он лежал с выражением коварного удовольствия, замышляя новые каверзы.

– Почему она не идёт? – спросил банкир, когда уже казалось, что желание видеть кого-то переварилось и улетучилось за компанию с очередным смрадным выдохом.

– Кто, простите? – пролепетал Антон дрогнувшим, тихим голосом.

– Не слышу! – крикнул банкир, распахивая глаза и наливаясь ненавистью. – Когда ко мне вызовут ЛОРа? Я три недели требую ЛОРа!

Беллогорский уже знал, что ЛОР был не далее, как накануне, промыл банкиру уши, удалил из них массивные серные залежи.

– Вызвать ЛОРа? – переспросил Антон подобострастно.

– Громче говорите! – крикнул больной.

Антон нагнулся, повторил вопрос громко и по складам.

– Я же велел привести старую гниду, – проскрежетал банкир, обозначая скрежетом наступление следующей стадии бешенства. – Совсем обалдел, идиот, ни пса не смыслишь! Вытри мне рот!

Антон потянулся за первой попавшейся тряпкой, пациент зорко следил за его движениями.

– Не этим!

Тот заозирался в поисках чего-нибудь более подходящего; взял, в конце концов, вафельное полотенце и промокнул банкиру рот. Едва Антон над ним склонился, деспот оглушительно рыгнул ему прямо в лицо, затем выдал серию газовых залпов и мрачно потребовал:

– Есть давай.

Беллогорский покорно взял со стола тарелку с недоеденным овощным пюре, пошевелил в нём ложкой и начал кормление. Банкир жевал медленно, с гримасой жалобного омерзения, потом неожиданно выплюнул картофельно-морковную кашу прямо на одеяло.

– Что вы делаете? – изумился Антон.

– Придут – уберут, – буркнул банкир невнятно.

– Кто уберет? – не удержался тот.

– Кто-нибудь, – сказал банкир. – Всё равно им больше нечего делать, всей этой срани, недоноскам.

– Будете есть дальше? – спросил Беллогорский, выждав немного.

Подопечный молчал, пережёвывая пустоту. Антон откинулся назад, упёрся в простыни и тут же отдёрнул руку: из-под банкира текло.

– Хо-хо! – слабо усмехнулся магнат. – Не нравится, гадёныш? К ногтю вас, каждого, уроды… Другого языка не понимаете… Я сколько раз говорил тебе позвать старуху?

– ЛОРа? – Антон в изнеможении обмяк.

– Не ЛОРа, кретин! Ту уборщицу, что меня якобы лечит!

Дверь отворилась, в палату вошёл Коквин с тремя пакетами.

– Вашему Ферту я хвост накручу, – злорадно обратился к нему банкир. – Час прошёл, а меня не перестилают. Куда ты встал? Я не вижу тебя, стань здесь.

Коквин щёлкнул каблуками, пару секунд постоял навытяжку, а после бросился менять замаранные простыни. Банкира пришлось перевернуть на бок; Беллогорский вдавил ладони в немытую хрячью шкуру, туша завалилась и стала истошно орать на одной ноте гласные звуки один за другим.

– Что? – спросил Антон, отдуваясь и сдувая с глаз волосы.

– А-а-а-а-а! – орал банкир, тараща мелкие глазки и до предела выгибая светлые редкие брови. – Сучьи отродья, засранцы! Больно, вашу мать!!..

– Не обращай внимания, – сказал еле слышно Коквин. И продолжил, бормоча вполголоса, чтобы больной не услышал: – Надо же, до чего могучая штука – жизнь! Сколько её в нём, ты посмотри! Зауважаешь, куда денешься! Другой бы давно коней двинул, а этот нас переживёт!

В шёпоте Коквина Антон и вправду различил неподдельное и восхищенное уважение. Да, в который раз подумал он, здесь целая идеология. Чёрт его знает – может быть, и в самом деле за два дня ей не научишься, придётся привыкнуть, обтереться… Антон всё больше убеждался, что в «УЖАСе» не лгали – во всяком случае, в отношении к жизни, которая явно не была для сотрудников пустым звуком.

– Я вас урою! – хрипел банкир, пока двое с остервенением, из последних сил тянули из-под него простыню. – Ферт… вам… не поможет, не думайте… Я и его урою, не дам ни гроша…

Беллогорский внезапно выдернул свой конец простыни и попятился. Вслед за ним настала очередь Коквина, и паралитик, по инерции перекатившись обратно, вновь занял исходное положение на спине. Он часто дышал, лицо его исказилось.

– Позовите мне дуру! Быстро!.. – просипел банкир.

– Сию секунду, – выдохнул Коквин, поправил причёску и выбежал в коридор к телефону, на сестринский пост.

– Вот же телефон, сотовый! – не подумав, крикнул ему вдогонку Антон.

– Только тронь! – донёсся с кровати змеиный свист.– Вшивыми лапами чужое добро!

Беллогорский огляделся по сторонам, подошёл к банкиру поближе и спросил:

– Которое ухо лучше слышит?

– Это, – ответил тот, морщась от боли.

Антон нагнулся наугад, к левому, и внятно, отчётливо произнёс:

Конец ознакомительного фрагмента.